Ю. Зубков

Нечаянное перемещение влюбленного беса из Петербурга в Москву.

(С разницей примерно в двести лет).

Лёнька.

Александр Тимофеевич, поэт маленького роста.

Его молодая невеста.

Никита или Балда, его дядька, по совместительству камердинер, повар, возничий, партнер по картам, собутыльник и т. д. - яичко испечет, да сам же и облупит.

Белое лицо в окне.

Ресторатор.

Толстый жандарм.

Мошенник управляющий.

Станционная смотрительша.

Агафон.

Четыре девицы: 1-я с круглым лицом, 2-я с большими глазами, 3-я девица, похожая на птицу, 4-я прелестная девица.

Четыре кавалера: круглолицый, глазастый, с большими усами, птицеобразный.

Акулька, юная крестьянка.

Незнакомка.

Старый бес.

Дама с воздушными локонами.

Друг.

Цыган.

Цыганка.

Друзья, Цыгане.

Эфиопы, 8-10 персон в ярких светлых одеждах.

Умная собака.

Лошадь.

1.  Сон.

2.  Турецкий диван. Кабинет.

3.  Злые глаза. Петербург, Дворцовая набережная.

4.  Ресторан "Пушкин". Москва.

5.  Антикварная лавка. Невский проспект.

6.  Тост. Ресторация.

7.  На даче. Переделкино.

8.  Карета. Дорога.

9.  Толстое трио. Станция.

10.         Усадьба.

11.         Шлагбаум. Поле.

12.         Купание в чане. Станционная изба.

13.         Крестьяночка. Роща.

14.         Вид Москвы с Воробьевых гор. Ресторан "Пушкин".

15.         Библиотека Фурманова.

16.         Участок.

17.         Кристалл.

18.         Незнакомка.

19.         Бал.

20.         Старый бес. Карты.

21.         Невеста.

22.         Дама в буфетной.

23.         В театре.

24.         Дерево.

25.         В карете. У цыган. Монолог друга.

26.         Прогулка. Площадь Пушкина. Пречистенка.

27.         Клопы, Шекспир и собака. Под лестницей.

28.         Эфиопы. У метро "Кропоткинская".

29.         Станц. метро.

Сон.

Цветы. Много цветов. Очень много цветов.

Еда. Много еды.

Вино. Много хорошего вина.

Нимфы, одалиски, гейши, музы, вакханки, гризетки и тому подобные дамочки.

Тихая,приятная музыка - флейты, колокольчики-бубенчики.

Александр Тимофеевич в шальварах и феске, в подушках и коврах.

Нежные губки ласково шепчут на ухо.

- Мартышка.

- Прелесть моя, какой же ты урод.

Въезжает на коне Лёнька в шубе и меховой шапке, на руках собака.

- Зачем ты сбежал? Тебя ищут! Не лучше ль повиниться, чем скрываться? Все скажи, распиши как-нибудь, ты ж умеешь. Тебя простят.

*

- Это он.

- Где? Который из них?

- Вон тот, в шапке.

- Они оба в шапках.

*

- Этот человек опасен. Ничего святого. Почитайте, что он пишет. Все мы не ангелы, но посмотрите, что он вытворяет.

- Вы с ним знакомы?

- Кто, я? При чем тут я? Это не я.

*

- Разрешение на издание вашей книги может быть получено, но… Вас могли бы простить, но…  

Но со своей стороны вы должны потрудиться изменить сколько-нибудь положение ваше. Полагаю, это последний ваш шанс. Все эти ваши истории, ну, вы понимаете, о чем я, не говоря уже о слухах…

Не подумайте, что вам хотят повредить, это к вашей же пользе. Не угодно ли вам будет, к примеру, жениться?

- ?

Турецкий диван.

Кабинет. Позднее утро, может быть ранний вечер.

Похмелье бывает тяжелое, а бывает и не так чтобы. И вдохновенье, черт его знает, поди разбери, то вдруг сверкнет молнией веселой, а то ползет тоской бледной и томлением в кишках.

Александр Тимофеевич зажевал край простыни, завертелся, засопел. Вскочил, заплакал, захохотал, запрыгал, бросился на стенку, вскочил на стол, перепрыгнул к зеркалу, поцеловал свое изображение. Скакнул обратно на диван, зарылся в подушки и затих. Некоторое время слышен был только скрежет зубовный. Наконец из-под подушек выполз глаз, посмотрел внимательно и исчез. Послышалось тихое хихиканье. Осенний или весенний ветер влетел в раскрытое окно. Медленно поднявшись, надев халат и тапочки, почесав везде, где нужно было, Александр Тимофеевич прикрыл окно и задумался. Еще некоторое время ничего не случалось. Александр Тимофеевич зарычал. По-тигриному подкравшись к дивану, он в восхитительном прыжке напал на подушку и стал рвать ее зубами, порыкивая и приговаривая:

- Прелесть моя! Совершенство! Ангел мой!

Пух и перья из разорвавшейся подушки постепенно и незаметно превратили комнату в аквариум. Послышалась тихая музыка. Письменный стол с золочеными негритятами поплыл к книжным полкам, книжные полки с таинственно поблескивающими корешками вплывали в зеркало, турецкий диван выгребал в сторону камина, скомканная одежда расползалась по креслам и по полу…

Раздался тихий стон. Пушинка опустилась на лоб Александра Тимофеевича, забившегося под стол, дрожащего, скрученного в комок.

- Никита!

Таз, кувшин и полотенца торжественно вплыли в комнату.

- Подай пистолеты. Выбирай! Стреляться будем, раб!

- Ваше благородие, Сашенька! Режьте меня, если хотите, Рубите мне голову, только ведь мыться - уже давно подано. И мыльце новое пахучее от княгини вчерашнего дня прислано. Стыдно неумытым да неодетым воевать.

- Ты прав, душа моя!

Выливает кувшин себе на голову. Вскакивает верхом на Никиту.

- Скачи во весь опор, не опоздать бы.

- Куда изволите, мой генерал?

- Туда, мой друг, туда! Чего-то сердце просит. Меня опять уносит… а я предполагаю жить! И пить! И есть! И цвесть! В смысле - цвести. Тпр-р-рру-у-у! Вот оно - вдохновение! Друг мой, неси чернил, да побольше.

Радость и нежность загорается в глазах. Движения наполняются суровой решительностью. Под волшебные аккорды Россини протанцевав на стол, сметя в воздушном пируэте ворохи стихов, хватает перо и строчка врезается в бумагу.

- Доставишь срочно этот мадригал, не мешкая!

Злые глаза. Дворцовая набережная. Лёнька.

По набережной пляшет ветер. В окнах протрескивающих по булыжникам карет возникают белые лица. Край неба над водой светится и не дает покоя. Голова забита всем этим и одновременно абсолютно пуста. Неожиданно, отделившись от мостовой, в голову вползает целая фраза.

Александр Тимофеевич редко ругался матом. Фраза, щелкнув хлыстом, остановила его. Свистнул ветер. Чайка, что-то прохрипев, лихим зигзагом провалилась в никуда.

Из окна дома, напротив, на него смотрели злые глаза.

Александр Тимофеевич мчится по улицам, провожаемый взглядами каменных кариатид, львов, купидонов и другой разнообразной публики, прилепившейся на фронтоны домов.

Ресторация. Ресторан "Пушкин" на Пушкинской площади.

Сонный ресторатор, сонный повар.

Никита с запиской: "Бутылку лафиту и пулярку, Пушкин!"

- Гы! Ха - ха - хи - хо - хо - ха! Пушкин-Лермонтов! Ахматова-Ахмадулина!

Кухня взорвалась! Клубы дыма, огонь... Стонет и бьется пулярка.

Антикварная лавка.

- Слава сей скромной обители, соединяющей нерасторжимым браком искусство, старину и деньги. Привет, кровопийцы!

- Соединяем, соединяем. За символическую, можно сказать, мзду и соединим и благословим. И для вашей милости что-нибудь подыщем.

- К чему это вы?

- Да уж, слыхали, слыхали.

- …мне расчету нет, вашими стараниями устраиваться…

- Браки по расчету - надежные браки. Из интересу и полюбить случается.

- Что вы знаете о любви, вурдалаки!

Трость, цилиндр, фрак.

Ресторация.

Врывается Александр Тимофеевич. Бузит.

- Без меня надираетесь, озорники! 

- Предатель!

- ?

- Говорят, ты женишься.

- Я? Женюсь?! Господи, пронеси!

- Врун.

- Ну, вот! Покарай тебя Перун. Зачем это мне?

- Женишься, женишься, а куда ты денешься.

- Зачем? Объясни.

- Чего тут объяснять, сам, вроде, неглуп. И женись! Женись, благословляю и заклинаю! Обещай, что женишься, иначе я не знаю что… я погибну в горе и болезнях, оплакивая твое коварство.

- Ну ладно, женюсь. А дальше что? Я-то знаю, что! Возраст все-таки. Годы. Запруда. Плотина!  Дети в воде кувыркаются, девицы по берегу скачут, одна краше другой. А я в лодке дырявой, борода белая, длинная, коленки трясутся, молодая жена плачет, жалеет. На проезжих гусаров и не глядит, что ты! - страдает. Душа вся неземными цветами благоухает, ветерок нежный локон колышет, брильянтики на ресницах посверкивают. Эта речка обратно не течет.

- Что-то ты вроде нездоров? Может пуншику?

- Можно и пуншику. Слыхал я, что где-то изобрели чудесную машинку, и теперь мясо не нужно рубить ножом. Там как-то куски мяса помещаются внутрь этой машинки, что-то там крутят и получаются котлеты.

- Это все немцы.

- Немцы или французы, но, конечно, можно и жениться! Запихните меня в машинку - получится котлетка.

- Хочешь котлетку?

- Нет. Пора ехать! Не могу больше. Блаженны пробки, вовремя вылетающие из бутылок! Блаженны вовремя выпиваемые бутылки! Блаженны жаждущие и алчущие, вовремя эти бутылки выпивающие! Вот последнее слово и последний тост мой, яко глас выпивающего в пустыне. Имеющий уши да заткнет их хлопчатой бумагой. Имеющий сердце да не осудит глухих и слепых собутыльников своих, но воздвигнет им в сердце своем закуску, достойную героев, кладущих жизнь свою на алтарь жадного кумира вечной тоски. За тех, кто жертвует всем безо всякого смыслу и толку.

Через экран проносится скоростной поезд.

У дверей ресторана дилижанс. Александр Тимофеевич выходит из дверей.

- Место ваше вот оно. Одно и осталось.

- Я никуда не собираюсь.

- А сами-то что говорили, что ехать надо?

- Мне некуда ехать.

- Не тревожьтесь, надежность и удобство, все в лучшем виде... оглянуться не успеете, как  до своей цели достигните.

- Я в данный момент и цели никакой особенной не имею.

- Восемьдесят рублей - дешевле не сыщете.

- Восемьдесят! Я и за всю Русь столько не даю.

*

- Опять я дома: опять я в карете! Я куда-то еду. Какое счастье: я не знаю куда!

На даче в Переделкино.

Летнее, светлое окно. Цветы. Алена в постели... или Лёнька в постели, или еще как-нибудь... В окно заглядывает лошадь.

- Что ты молчишь?

- Я смотрю.

- Куда ты смотришь?

- Не куда, а что.

- Ну что ты опять, я же здесь.

- Ты здесь, цветы здесь, дом здесь, лето здесь, а я там. Прости.

- Лёнечка, посмотри на меня сейчас же, пока я тебя не застрелила. Я же здесь.

- (Смотрит на нее) Я еду в карете и ужасно трясет. Поля чернеют из-под снега, из-под дверцы дует. Сиденье скрипит. 

- (Трясет его) А я где? Тоже в карете? Ты там один? Это поезд? А может самолет… или автобус? Меня там нет?

- Нет. Я… скорей всего… к тебе и еду.

- Но я же здесь!

- А я там.

Карета. Поле. Дорога. (Некоторые размышления в дорожном полусне).

Толстое трио. Станция.

Толстый мошенник управляющий и толстый жандарм вдвоем обхаживают толстую станционную смотрительшу. Зверское кокетство, бегемотские страсти. Сопение и потение, и жирные комплименты, и крепкие ласки.

Смотрительша: До чего ж вы к женщинам неосторожные, срамота. Совсем чувств не понимаете, бугаи толстомясые.

Жандарм и управляющий (вместе): Ягодка сладенькая... Иди сюда... Лебедушка... Осчастливь, матушка... Пчелка ты эдакая... ядовитенькая... Арбузик ты наш сахарный... Картошечка рассыпчатая... Поросеночек тамбовский... Цыпленочек африканский... Уточка...

Смотрительша (нежно): Вам бы только жрать, хряки ненасытные.

Жандарм и управляющий (вместе): И пить! И пить! И любить! Благодетельницу нашу…

Александр Тимофеевич: Чем это пахнет тут? Что за экстренный запах? Кто навонял?

Смотрительша (лупит их): ...а мне вот этот маленький, его благородие по душе, до чего хорош, пальчики оближешь, чистенький, аккуратненький, востренький.

Жандарм и управляющий (вместе): Ваше благородие, заступитесь.

Александр Тимофеевич: Что ж ты, любезная, своих кавалеров не бережешь. Ты бы их приголубила, что ли.

Смотрительша: Голубь их, ласкай! Нажрутся и спят, не добудишься. А для вашего благородия, для такого господина я на все готова. Прикажете постелить? солнце к закату уж…

С ревом бросается жандарм на смотрительшу, управляющий на жандарма и учиняется веселая драка. Александр Тимофеевич ловко увертывается, успевая поучаствовать, кому по чем попало.

Заезжий кавалер с большими усами.

- Непозволительное легкомыслие. Вас же чуть не задавили! А об вашем опоздании не знаю что и думать. Третьи сутки я вас встречаю. Все уж давно собрались и теперь с минуты на минуту могут разъехаться.

- Дело к ночи. Как же мы доберемся?

- Здесь рядом. На лошадях быстро.

- Что, и лошади есть?

- Есть.

- Грустно. И скучно, и грустно. И не поскандалишь. Едем.

Усадьба.

Четыре дамы со своими кавалерами, в прошлом "его" дамы.

Секретные разговоры с кавалерами.

- Времени мало.

- Не сейчас. Потерпите.

Встреча А.Т.. Девицы по очереди секретничают с А.Т. Каждая в чем-либо повторяет предыдущую. Каждой А.Т. отпускает похожие комплименты и уверяет, что любит по-прежнему. (Может быть по-разному о любви?).

- Где ж вы пропадали столько времени, я уж стала позабывать вас.

*

- Мне нужно говорить с вами. Вы несносны. Вторая дверь по коридору справа. Не спутайте.

*

- Мне досталась чудесная комната, по коридору третья дверь, во втором этаже. Не ошибитесь.

*

- Сегодня Маша хвасталась вашим вниманием. Не могу поверить! Что вам в ней?

*

- Только попробуйте появиться у меня, я прикажу вас прогнать.

- Я уже появился.

- Мы можем встретиться в саду, когда все угомоняться.

- Она тогда ко мне придет,

  Когда весь мир угомонится

  Когда все доброе ложится,

  А все недоброе встает.

- Если вам надобно мне что-то сказать, я потерплю. Я готова слушать вас, но простить: это выше моих сил.

Ночная чехарда: хождение по комнатам (Нулин), неразбериха, нелепицы, повторы ситуаций в комнатах. Девицы подменяют друг друга на полуслове. Снимать с каждой отдельно целиком, для последующего раздельного монтажа.

- Вы пользуетесь моей слабостью.

Один из приятелей застает А.Т. со своей дамой.

- Миллион извинений, но все-таки оставьте нас, мадмуазель.

- И?

- Уж не драться ли нам с тобой, забыв о деле.

*

- Пощадите!

*

- Вы же и презираете меня за то, что я опустилась так низко.

*

Кавалеры в бильярдной. Составляется заговор.

- Позволительно ль посвящать такого человека в дела.

*

- Что вы все выражаетесь как-то фигурно? Скажите прямо.

- Вы меня не любите.

- Люблю! Люблю-люблю! Люблю-люблю-люблю!

- Неправда! Вы чудовище. Вы подлый, грязный зверь!

- Чистый. Только что из бани, радость моя. О, как я горевал, что вас там не было.

- Я беру ванну дома. И вам советую. Вам лучше оставить холопские ваши привычки.

- Вы правы, всех грехов не смоешь. Но с вами не грешить, я не могу.

- Вам надобно оскорбить меня? Что ж такого вы во мне нашли? Я внушаю порок?

- Все лучшее на этом свете - порок... и грех. Божественный порок и райский грех. Ох, простите. Вам неудобно?

- Нет, милый, хорошо.

*

- Куда же вы?

- Пора. Вы прекрасны. Ну вот, брильянты глаз и жемчуг слез. О чем вы?

- Не спрашивайте меня ни о чем, не спрашивайте, как я узнала. Вы женитесь, я знаю!

- Да, но у меня нет выхода.

- Останьтесь!

- ?

- Останьтесь.

- Хорошо. Остаюсь.

*

Александр Тимофеевич выглядывает из шкафа.

Глазастая подбегает (подкрадывается) к двери, стучит. Влетает в комнату.

Окно раскрыто. В комнате никого.

Девица в окне.

- Куда же вы?

- Жениться!

По полям и вброд через реку. Кибитка в отдалении следует за ним.

Лёнька тонет в реке. Александр Тимофеевич, не раздеваясь, ныряет и выволакивает Леньку на берег. Ничего не говоря, они внимательно рассматривают друг друга, узнавая… и не узнавая.

Подъезжает кибитка, А.Т. садится в нее и уезжает.

Шлагбаум. "…Иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид".